Первые проявления психического заболевания внимательная мать заметит достаточно быстро. В общении с ребенком она начинает испытывать определенный дискомфорт. Ее смущают неожиданность и непонятность поступков. Она не встречает ожидаемых нежности и теплоты, ее пугают «бестактный» смех, необъяснимые гнев и агрессивность, ничем не мотивированная боязнь знакомых вещей и привычных ситуаций. Явно снижается интерес к окружающему миру, игра становится бедной и стереотипной, могут измениться тональность голоса и соразмерность голосовых модуляций. Слова наполняются новым символическим смыслом, появляются неологизмы. Рисунок упрощается до пачкотни.
Стержневой синдром детской шизофрении — аутизм. Но под этим термином понимают не всегда одно и то же. Для одних аутизм — это замкнутость, для других — погружение в далекий от реальности мир, для третьих — невозможность контактов. Вероятно, правы те, кто считает, что аутизм — это существование в ином измерении, в иной плоскости бытия, что сопровождается иным, новым восприятием реальности, разрушением прежних потребностей и, соответственно, иным качеством контактов с окружением. Глубокая интраверсия с несложными патологическими переживаниями (подозрительность, страхи, фантазии) дополняет картину.
Существует ошибочное мнение, что детскую шизофрению трудно диагностировать, так как наблюдающиеся при ней дурашливость, гримасничанье вообще свойственны детям. Когда дурачится и гримасничает здоровый ребенок, всегда видно, почему он это делает. Поведение же и мимика маленького шизофреника не могут быть рационально поняты и объяснены, как и все его побуждения. На всем лежит печать непонятности. Старые авторы отмечали, что у детей, больных шизофренией, все психические функции «тронуты», на всем «печать болезни». Именно аутизм вместе с дезинтеграцией, разобщением психической жизни, расстройством единства, сцепления всех психических функций определяют невозможность их эффективного использования и, в конечном итоге, клиническую картину. Течение болезни, как правило, непрерывное и достаточно быстро приводящее к именно шизофреническому дефекту.
В происхождении шизофрении несомненна роль наследственности. Накопление шизофрении в семьях больных коррелирует с увеличением степени родства. Механизм манифестации психоза неясен; роль экзогенных, в том числе психогенных, факторов в реализации и развитии шизофренического психоза трудно подтвердить, так же как и опровергнуть, но преувеличивать ее, видимо, не стоит. Трудно себе представить, чтобы такие глубинные сущности, как шизофрения, даже в малой степени зависели от любых ситуационных воздействий (смены погоды или распада семьи, соматических болезней или гормональной перестройки). Время начала болезни, скорее всего, наподобие часового механизма заложено в генетической программе.
Симптоматология детской шизофрении не может считаться до конца разработанной. Диагностическая значимость психопатологических феноменов и даже принадлежность их к шизофрении неоднозначно оцениваются разными авторами. Тенденция рассматривать в рамках шизофрении помимо симптомов первого ранга практически всю описанную в учебниках психиатрии патологию (депрессии и навязчивости, деперсонализацию и патологические фантазии, нарушения сознания и обманы восприятия, биполярные аффективные, неврозо- и психопатоподобные расстройства и т.д.) размывает ее границы как нозологической структуры. Не будучи специфичными, тем более патогномоничными для шизофрении, любые психопатологические феномены приобретают диагностическое значение только благодаря своеобразию, которым наделяет эти феномены шизофреническая сущность.
Неврозоподобная симптоматика ограничивается обычно описанием явлений, называемых навязчивыми (страхи, мысли, действия). Классическое определение навязчивостей включает в себя в ряду других составляющих понимание пациентом болезненного происхождения феномена, ощущение его навязанности и бессмысленности, и что содержание, присутствующее в сознании в данный момент, помимо желания и воли остается в нем и не может быть произвольно удалено. Таким образом, «Я» оказывается в состоянии конфликта с содержанием, которое оно хотело бы подавить, но не может этого сделать. Поскольку шизофрения целиком захватывает, «пронизывает» личность больного, то трудно представить его находящимся в состоянии конфликта с собственной психикой, мучительно отщепляющим болезненную симптоматику. При отсутствии волевого контроля и выбора, как это бывает при шизофрении, говорить о навязчивостях не приходится. Чаще мы имеем дело с заумными и нелепыми страхами, контрастными представлениями, расстройствами мышления типа «умственной жвачки», стереотипными двигательными ритуалами, при которых мы и не ждем критического осмысления. Выступают они в общем шизофреническом контексте на фоне аутизации и нарастающих изменений личности.
