Дискуссии о преимуществах или недостатках домашнего воспитания в сравнении с воспитанием в обычном или специализированном детском саду, индивидуального или интегрированного (в любой форме) обучения должны предваряться вопросом: какова цель?
Важно помнить, что все виды воспитания, обучения, все коррекционные стратегии — всего лишь средства, а целью должно быть облегчение жизни самому аутисту и его несчастным родителям. Главными предпосылками и непременными условиями успеха коррекционной работы должны стать обоснованный уровень ожиданий и выработка у родителей реалистических представлений о перспективах ребенка в принципе. Усилия специалистов по коррекционной работе и родных больного должны быть в первую очередь направлены на его бытовую адаптацию. Тот, кто работал с аутистами, знает, как радуются родители тому, что их ребенок самостоятельно и успешно начинает пользоваться туалетом и приемлемо вести себя за столом. Способность же озвучить напечатанный текст или произвести арифметические действия имеет, как правило и по справедливости, подчиненное значение, поскольку в жизни она окажется, скорее всего, невостребованной. Исходя из сегодняшнего состояния проблемы, наиболее разумным для общества и государства было бы предложить аутисту такую среду, которая обеспечивала бы ему не внедрение в социум, тем более мифическую социальную адаптацию, а максимальную защиту. Реальность же такова, что современное общество по ряду причин не готово интегрировать больных с синдромом Каннера, да и сами пациенты в силу особенностей своей психики не испытывают потребности в обретении социального статуса.
Добросовестный врач не станет излишне обнадеживать родных аутиста с синдромом Каннера в отношении его будущего и предупредит о неимоверных усилиях, которые от них потребуются для достижения самых небольших успехов в процессе социализации, и о том, что степень социальной приспособленности будет настолько незначительной, что их ребенок всегда будет нуждаться в опеке и призрении. Вряд ли родных аутиста утешит тот факт, что его болезнь гарантирована от перехода в шизофренический процесс, тем более что существует точка зрения, рассматривающая синдром Каннера в качестве этапа, предшествующего процессуальному периоду развития шизофренического психоза.
Несмотря на отсутствие прямого наследования, трудно представить себе синдром Каннера без первичной генетической поломки, в которой отражена специфика психических расстройств. Как бы то ни было, своеобразие и единообразие клинической картины оправдывает признание за синдромом Каннера нозологической самостоятельности.
Еще в 1940-е годы начаты работы С.С. Мнухина и его сотрудников, выдвинувших концепцию органического происхождения раннего датского аутизма. Органический аутизм нельзя рассматривать как органическую «подделку» синдрома Каннера. Это совершенно самостоятельная разновидность РДА. На передний план в клинической картине выступают отнюдь не специфические для синдрома Каннера буквальность восприятия, отсутствие воображения и понимания смыслов и т.д., а проявления разной степени выраженности психической гипотонии. В анамнезе этих больных присутствуют органические вредности (от негрубой патологии беременности до тяжелых эмбриопатий и энцефалитов). Тяжесть органической патологии коррелирует с глубиной психической гипотонии.
В соответствии с представлениями школы С.С. Мнухина клиническая картина «...определяется более или менее резким снижением психического тонуса, ослаблением или отсутствием способности к психическому напряжению и целенаправленной активности, ослаблением инстинктивных реакций — ориентировочных, пищевых, оборонительных и др.». Отсутствие этих реакций предопределяет хаотичное поведение и практическую беспомощность и беззащитность. На всех психических проявлениях при аутизме органического происхождения лежит печать психической «разряженности», которая и порождает аспонтанность, апрозексию и полевое поведение. В основе этих феноменов лежит первичная недостаточность подкорковых систем, той энергетической основы, которая обеспечивает психический тонус и, соответственно, возможность функционирования мозга в оптимальном режиме. При выраженной психической гипотонии мозг пассивно регистрирует и запечатлевает все, что случайно попадает в поле зрения, серьезно затруднена возможность активной переработки воспринятого. Отсюда грубые нарушения (непривлекаемость) внимания и скользящий без интереса по окружающим лицам и предметам «невидящий» взгляд.
Сосредоточение на конкретной теме, выделение ее из общего тематического поля, отвлечение от внешних воздействий требует достаточного психического тонуса. При гипотонии психики тема не отделяется от общего тематического фона, трудно сосредоточиться на ней даже на короткое время, тем более свободно оперировать ее содержанием. Акт рефлексии, то есть самосознания, затруднен, внимание рассеяно и скользит по малозначащим деталям окружающей обстановки; пациент находится как бы на периферии сознания, в связи с этим осложнены и устойчивый контакт с ним, и выявление интеллектуальных возможностей. При энергичной стимуляции можно на короткое время привлечь внимание такого ребенка и получить в целом правильные ответы на вопросы и адекватные эмоциональные реакции. Отмечается несоответствие между нередко приличным запасом формальных знаний и неспособностью решать конкретные задания. Интеллект чаще на пограничном уровне со снижением за счет невербальной оценки. Достоверность цифр IQ зачастую зависит от запасов энергии у исследователя. Как правило, отмечаются трудности в усвоении школьных навыков (чтения, письма, счета) и пространственно-временных представлений. Багаж сведений не находит применения не столько в связи с интеллектуальным дефектом, сколько из-за отсутствия инициативы и слабости побуждений.
При отсутствии психического напряжения, при психической «разряженности», лежащих в основе аутизма органического генеза, говорить о мотивации и целенаправленности поступков не приходится. Эти дети не играют в обычные детские игры, подпрыгивают, вертят колесико, подолгу раскачиваются и пр. При общем, хотя и неглубоком снижении интеллекта они склонны к употреблению сложных речевых шаблонов, задают массу отвлеченных вопросов, не выслушивая ответов. В связи с описанными особенностями общение с такими детьми затруднительно и малопродуктивно.
В личностном плане им свойственны то беспечность, благодушие, аспонтанность, то своеобразные «шизоформные» картины с бледностью эмоций, отрешенностью, странными, иногда нелепыми поступками и одновременно развязностью, отсутствием чувства дистанции, склонностью вступать в беседы с незнакомыми людьми. Схоластическое рассуждательство, причудливые малосодержательные и монотонные фантазии дополняют картину. Несообразующееся с общепринятым поведение и отсутствие стеснительности у таких больных не следует трактовать как эмоциональное оскудение, тем более что по отношению к близким они сохраняют теплоту и привязанность. Сочетание психической гипотонии с более заметным интеллектуальным снижением соответствует картинам выделенной С.С. Мнухиным «атонической» формы олигофрении. У многих больных этой группы выявляются диспластическое телосложение, ди- энцефальное ожирение, многообразные дизгенетические стигмы (высокое небо, синдактилия и т.д.), а у некоторых наблюдаются эпилептиформные припадки подкоркового характера.
Из изложенного выше можно сделать правомерный вывод, что при органическом аутизме поражение затрагивает не верхние отделы мозга, а его подкорковые, диэнцефаль- ные и стволовые структуры, что и приводит к психической гипотонии, расстройствам внимания, снижению побуждений и целенаправленной активности и, в конечном итоге, грубым нарушениям общения.
