Поиск по сайту
Нарушенное, то есть отклоняющееся от нравственных норм поведение должно быть объектом внимания юристов, педагогов, психологов. Психиатр, опираясь на медицинские критерии, может выступить в качестве эксперта для исключения патологии, дачи судебно-психиатрического заключения, не более того. Использование медиком (в частности, психиатром) моральных оценок для квалификации поведения в качестве нарушенного или не нарушенного представляется неправомерным. Применение моральных критериев к оценке бродяжничества, суицидного поведения, стремления к эмансипации, группированию и т.д. неверно методологически и непродуктивно так же, как и медицинская диагностика этих феноменов без учета контекста, в котором они выступают. Эти и другие присущие подросткам особенности поведения сами по себе не имеют патологического радикала и являются лишь возрастными формами реагирования.
В.В. Ковалев выделяет непатологические и патологические формы нарушенного поведения. Вторые, в отличие от первых, не имеют тесной связи с определенной микросредой (семья, школа), не имеют четкой психологической направленности, проявляются стереотипно повторяющимися отклонениями поведения, сопровождаются соматовегета- тивными и другими расстройствами невротического уровня и ведут к социальной дезадаптации. По мнению А.Е. Личко, патологическое поведение отличается тем, что возникает в самых разных ситуациях, вызывается самыми разными стимулами, повторяется по самым разным поводам, превышает определенный «потолок» нарушений, не преступаемый в норме даже в асоциальных подростковых группах. Страдая определенной умозрительностью, изложенные критерии оказываются малоэффективными в практической работе. Критерий соматовегетативных расстройств малоубедителен, так как плохой сон, раздражительность и истощаемость могут не только сопровождать отклоняющееся от нормы поведение, но и предшествовать ему, а чаще не выявляться или просто отсутствовать. Нарушения поведения часто оказываются не первичными по отношению к социальной дезадаптации, то есть не ведут к ней, а следуют за ней (сначала попадают в асоциальную компанию, бросают школу, а потом начинают пить, красть, грабить и т.д.). Для асоциального и антисоциального поведения характерно формирование устойчивых стереотипов, поэтому повторяемость отклоняющихся от норм поступков не может считаться признаком психической патологии.
Трудно опереться и на субъективную оценку психологической понятности или «дикости» поступка, в то время как социальной нормой становится поведение, явно превышающее «потолок» возможного в глазах нравственного полноценных людей. Разве изнасилование десяти или ста малолетних более болезненное явление, чем изнасилование одной? Чем большая подлость отличается от небольшой? Есть ли пределы низости и жестокости? «Приклеивать ярлык болезни во всех случаях особой жестокости — значит уводить в сторону от ее реальной оценки» (Н.Н. Тимофеев). Со свойственной ему лапидарной афористичностью Сергей Довлатов отметил, что «упадок гораздо стремительнее прогресса. Мало того, прогресс имеет границы. Упадок же — беспределен». Освобождение от цивилизационных и моральных запретов происходит явно с меньшими нравственными усилиями, мучениями и преодолениями, нежели превращение грешника в праведника. Это к вопросу о природе человека в принципе и «потолке» нарушений в частности. Да и само понятие «раскаявшийся грешник» довольно туманно, а хрестоматийные примеры из русской истории превращения в праведников разбойников, злодеев и душегубов (Опта, Козьма и др.) легендарны и потому сомнительны. У бессовестного совесть не проснется, ибо она не спит, а отсутствует изначально.
К сожалению, для разграничения патологического и непатологического предлагается использовать социальные, психологические, правовые критерии оценки феномена, не применяемые и не применимые для научно обоснованной медицинской диагностики. Еще раз подчеркну, что характер ситуации, повторяемость поступка, психологическая его направленность и понятность, «потолок», стимул, повод и пр. не являются медицинскими понятиями и, следовательно, не могут быть медицинскими критериями разграничения патологического и непатологического. Медицинские критерии изложены в разделе «Общая психопатология» учебников по психиатрии. Это расстройства восприятия, мышления, эмоций и прочие психические расстройства. Реальность же такова, что в современной международной классификации социально-психологические феномены без всяких оснований рассматриваются в качестве психических расстройств.
Применение социально-нравственных определений и оценок привело к неоправданному расширению понятия «нарушения или отклонения поведения» и отождествлению антиобщественного с психопатическим и психопатоподобным, в основе которых лежит не мировоззренческий, не моральный, а биологический дефект. Для оценки клинического состояния человека неважно, полезно окружающим его поведение или вредно. Психологическая понятность, моральная приемлемость или неприемлемость поступка как критерии патологии размывают и без того не очень четкую границу между болезненным и неболезненным. Нравственность и патология — вещи качественно разнородные. Термин «патологически нарушенное поведение» не наполнен клиническим содержанием, а потому пользоваться им следует с большой осмотрительностью, а лучше не пользоваться вовсе. В болезненном состоянии (при психическом расстройстве) мы имеем дело не с отклоняющимся, нарушенным, патологическим и т.д. поведением, а с поступками душевнобольного, диктуемыми искаженным восприятием мира и себя в этом мире.
В связи с этим трудно принять точку зрения, в соответствии с которой патологические нарушения поведения могут наблюдаться не только при болезненных состояниях, но и при акцентуациях, то есть у психически здоровых. Поведение — это образ действий, совокупность поступков. Поступку предшествует побуждение, которое может определяться желаниями, потребностями, особенностями характера, обстоятельствами, намерениями. Благие намерения не обязательно влекут за собой достойное поведение. Желания и страсти часто оказываются сильнее «нравственного закона внутри нас» (И. Кант). Говоря проще, чем желания сильнее, тем сговорчивее совесть. Что касается разума, то поскольку нейтрализовать или уменьшить желания невозможно, роль его либо в предостережении о последствиях (здесь разум выступает в облике страха), либо в оправдании и осуществлении желаний.
Таким образом, вне психоза поступок как способ реализации побуждения — следствие сложных взаимоотношений натуры, характера с совестью. Психопатия всего лишь фон как для про- так и для антисоциальных поступков, а отнюдь не их причина. Жестокость шизоида (если он жесток) проистекает не из холодности, а из нравственной установки.
Эпилептоид может разрядить дисфорию и агрессией, и пилкой дров, а истероидная личность может самовыразиться как суицидным шантажом, так и подвигом самопожертвования. Поэтому термин «патологический» не приложим к поступку и к поведению как совокупности поступков. Вне медицинского контекста поведение медицинским оценкам не подлежит.
Из вышесказанного следует сделать краткие выводы. Отклонения поведения прямой связи с психическими расстройствами не имеют. Стиль поведения, как правило, соответствует жизненной позиции подростка. Нарушения поведения (будь то насильственные или корыстные действия, алкоголизация, употребление наркотиков или бродяжничество) обычно сочетаются одно с другим, почти всегда совершаются в группе (должен ставиться коллективный диагноз?) и не специфичны для определенных нозологических форм и психопатологических синдромов. В связи с тем, что термин «нарушения поведения» не имеет клинического содержания, рассмотрение его в рамках патологических состояний, тем более выделение в качестве медицинского понятия лишено смысла.
Включение понятия «нарушения поведения» в психиатрическую номенклатуру знаменует собой отход от нозологического принципа. Отсутствие клинического подхода к проблеме отклоняющегося поведения обусловило выделение множества его вариантов в качестве психопатологических синдромов, превратив, таким образом, соответствующий раздел психиатрической номенклатуры (МКБ-10) в перечень социально-негативных форм поведения. Неоправданная экспансия психиатрии в социальную сферу имеет своим естественным последствием тенденцию к гипердиагностике психических расстройств, а следовательно, психиатрическую стигматизацию и неминуемые социальные осложнения для детей и подростков, не являющихся душевнобольными.
Отклонения поведения — это, за редким исключением, социальный феномен. Разграничение пределов компетенции медицинских и прочих социальных институтов должно быть достаточно четким, а внедрение психиатрии в смежные области знаний ограничено необходимостью, чувством меры и здравым смыслом.
Психопаты, даже будучи отклоняющимися от нормы, аномальными, все-таки находятся в рамках диапазона человеческих личностей и в этом смысле патологическими, то есть психически нездоровыми, не являются. Поэтому при диагностике психопатии мы имеем право пользоваться житейскими и психологическими оценками — «мешает жить другим», «страдает от своего характера сам» (К. Шнайдер) или, по П.Б. Ганнушкину, — «характер психопата проявляет себя всегда и всюду». С точки зрения патолога, собственно больными они становятся лишь при декомпенсациях, когда появляется психиатрическая клиника — астения, депрессия, дисфория, возбуждение и пр. Вне декомпенсаций психопаты отличаются от так называемых нормальных личностей лишь «количественными» (к большему или меньшему) проявлениями присущего им, так же как и другим людям (не психопатам), качества характера, и поэтому к ним вполне применимы житейские оценки. Считать личность еще «нормальной» или уже аномальной, психопатической — обычно дело личного вкуса. Например, для авторитетнейшего психопатолога С.С. Мнухина было значимо субъективное ощущение оцениваемого характера как «нрава» или как «норова». Во втором случае он думал скорее об аномальном характере, учитывая, конечно, контекст, в котором этот характер себя проявлял. Диагностическая оценка феномена без учета контекста, в котором он выступает, увеличивает риск отнесения к патологии того, что ею не является.
Возвращаясь к вопросу о возможности или невозможности стать психопатом в течение жизни под воздействием средовых факторов, отметим, что такую возможность А.Е.Личко рассматривал в качестве реальной для акцентуированных личностей. По К. Леонгарду, акцентуация предполагает усиление степени определенной черты характера. Склонность к сомнениям, мечтательность, обидчивость, артистизм и т.д., в какой-то мере могут быть свойственны любому, но проявления их настолько дозированы, что обычно не обращают на себя внимания. При большей выраженности они уже накладывают на личность особый отпечаток, делают ее весьма своеобразной, в чем-то странной, необычной. Акцентуированные личности не являются патологическими. Более того, акцентуация характера, как считает К.Леонгард, несет в себе радикал незаурядности.
А.Е. Личко видит отличия акцентуаций от психопатий «в отсутствии стабильности акцентуированных черт характера, тотальности его проявления во всех ситуациях и социальной дезадаптации при любых психотравмах» и считает, что «акцентуации развиваются в период становления характера и по мере взросления сглаживаются». По его мнению, при акцентуациях наблюдается избирательная уязвимость к психогенным воздействиям, «...адресующимся к слабому звену данного типа характера», при хорошей устойчивости к другим. Здесь стоит заметить, что, если психопата гладить исключительно по шерстке, то риск декомпенсаций тоже будет существенно меньше, хотя и будет сохраняться, поскольку, в отличие от акцентуанта, психопат всегда в поиске декомпенсирующих его психику обстоятельств. Что касается социальной дезадаптации как критерия психопатии или акцентуации, то диагностическая его надежность, как ранее обсуждалось, сравнительно невелика. Давление социума в состоянии дезадаптировать не только аномальную или своеобразную, но и вполне гармоническую и даже ничем и никак не отмеченную личность.
Для тех, кто считает характер генетически детерминированным свойством личности, акцентуированные черты (как и психопатические) врожденны, стабильны и тотальны. Они окрашивают своеобразием характер ребенка, а в подростковом возрасте становятся лишь более заметными. Становясь старше, человек умнеет, обучается владеть собой, не проявлять с детской непосредственностью некоторые неудобные или невыгодные в данный момент свойства личности, но это не означает, что они с возрастом сглаживаются или переходят в скрытую форму. Никуда не деваются ни общительность, ни обидчивость, ни артистизм, ни мнительность. Мне кажется, что отличие акцентуаций от психопатий не в отсутствии полного набора диагностических критериев психопатии (стабильность, тотальность и пр.), а в меньшей при акцентуациях заостренности определенных черт характера и, соответственно, лучшей устойчивости к психогенным воздействиям в принципе. То есть отличие акцентуаций от психопатий лишь количественное. Вероятно, по этой причине К. Леонгард в своей книге «Акцентуированные личности» не ставит вопрос дифференциально-диагностических различий между ними.
Со своей акцентуацией, психопатией, то есть со своим характером человеку суждено жить от рождения до смерти. Признавая роль среды в качестве фактора, способного выявить или в какой-то мере заострить те или другие черты характера, трудно согласиться с тем, что среда способна создавать черты акцентуации, тем более определять ее тип. Скорее среда, воспитание могут культивировать или смягчить уже имеющееся, но не способны создать что-то из ничего. Типы акцентуаций имеют свои аналоги среди типов психопатий.
Будучи вариантом нормы, акцентуация характера психиатрическим диагнозом не является. Акцентуированный характер может быть не только фоном, но и предиспозицией для возникновения неврозов, аффективных реакций, реактивных психозов, во многих случаях предрасполагать к развитию реактивных состояний, оформлять их клиническую картину, но ни при каких условиях не становится производящим патологию началом.
В последние годы сложилась практика широкого диагностирования «нарушений поведения у акцентуированных личностей». Что касается нарушений поведения, то в применении к психиатрии это понятие не только с ускользающим, но и с угрожающим смыслом. С ускользающим, поскольку вне психоза нарушения поведения не имеют психиатрической и, в широком смысле, медицинской основы. А с угрожающим потому, что, будучи диагностированы в медицинском учреждении, они автоматически или по инерции мышления начинают трактоваться как патологические состояния.
Лечение психопатий должно проводиться психиатром. Психопаты плохо поддаются психотерапии, поскольку их аномалии коренятся прежде всего в их внутреннем предрасположении. Лекарственная терапия используется в период декомпенсаций. Биологическое (лекарственное) лечение характера (а психопатия — это характер) само по себе бесперспективно, ибо характер — это судьба, и «можно лечить болезни, но не судьбы» (К. Шнайдер). Бессмысленно лечить лекарствами от склонности к интригам, сплетням, от коварства или излишней ранимости. Но при декомпенсациях, психопатических кризах происходит углубление, «утяжеление» психопатий. Появляются требующие уже лекарственного воздействия расстройства сна, настроения в виде депрессий и дисфорий, астенические и обсессивные состояния, сверхценные идеи и психопатическое возбуждение и т.д. Из вышесказанного следует вывод о важной роли профилактики декомпенсаций и лечебно-педагогической работы с психопатическими детьми и подростками.
В связи с тем, что декомпенсации психопатий часто вызываются микросредовыми влияниями (особенно семейными), необходимо начинать профилактику с возможно более ранней нормализации семьи. Родителей с аномальными характерами, асоциальными наклонностями следует выявлять не тогда, когда возникает необходимость применения к их детям медицинских или социальных мер, но с первых дней жизни ребенка. Система воздействия на такую семью должна быть комплексной, включающей в себя весь спектр мероприятий: от семейной психотерапии, направленной на оздоровление внутрисемейного климата, и коррекции системы воспитания вплоть до изъятия ребенка из семьи в случаях ее выраженной антисоциальной направленности. Особое внимание следует уделять подросткам в пубертатном периоде, когда нередко происходит выявление психопатии, возникает склонность к асоциальному поведению.
Эффективность профилактики декомпенсаций зависит от генетической формы психопатии. В целях предупреждения опасных (декомпенсирующих) ситуаций рекомендовать деятельность (в том числе в профессиональном плане), которая не будет предъявлять повышенных требований к слабым сторонам личности и, наоборот, использовать в общественно полезном смысле характерологические устремления. Так, при работе с эпилептоидными подростками важна коррекция их отношения к окружающим с преодолением свойственных им эгоизма и взрывчатости, тренировка волевых задержек, приучение к труду, требующему терпения, внимания, сосредоточенности (моделирование, конструирование, сборка микросхем, фотографирование, фотопечатание, черчение, лепка, резьба по дереву и т.п.). Трудотерапия и профориентация, несущие профилактически-корригирующую направленность, должны учитывать склонность психопатов этого типа к практической конкретной работе, выпол- ' няемой в невысоком темпе, по определенному регламенту, с конкретностью и четкостью каждого задания. Для того чтобы не способствовать свойственному эпилептоидным психопатам стремлению подавлять других детей, агрессивности, жестокости, не следует давать им власть над сверстниками (назначать старостой и пр.).
У тревожных, психастенических личностей необходимо воспитывать большую уверенность в своих силах. Рекомендуется спорт (борьба, из коллективных игр — баскетбол, футбол), и, что особенно важно, даже при не очень хороших результатах обязательны одобрение и поощрение. Крайне вредно однозначно негативно оценивать решения и действия, самостоятельно предпринимаемые психастеником.
Что касается шизоидных личностей, то нужно постепенно преодолевать их замкнутость, поощрять посещение выставок, театра, активизировать участие в жизни близких и не очень близких людей. Слишком быстрое расширение круга общения может явиться декомпенсирующим фактором и скорее всего приведет к усилению стремления закрыться.
Целесообразно повышать насыщенность эмоциональных переживаний, развивать фантазию (свободное рисование, мозаика и пр.). Так как шизоиды обычно моторно неловки, то полезны занятия ритмикой, танцами, гимнастикой, ручным трудом.
Основная цель при работе с истероидными личностями — это научить их делать не то, что хочется, а то, что требуется, то, что нужно. Это относится в равной степени и к неустойчивым детям и подросткам. Весьма полезно, так же как и в работе с тревожно-мнительными и психастениками, обязательное, а для истероида даже утрированное одобрение самой небольшой победы над самим собой. Надо учитывать, что истероиды плохо переносят одиночество и невнимание к себе, быстро привыкают к врачу, и так выстраивать линию поведения, тон бесед, чтобы тактично поддерживалась определенная дистанция между врачом и пациентом. В противном случае истероиды очень быстро «садятся на голову». В связи с повышенной самооценкой и тщеславием следует рекомендовать им такую деятельность или игровые ситуации, при которых занятие первого места было бы неактуальным.
Неустойчивым детям и подросткам полезна строгая регламентация режима и поведения, которая ими неплохо переносится, и крайне вредны безделье и отсутствие позитивных увлечений. Задания нужно тщательно дозировать, от простых к сложным переходить постепенно, при выполнении каждого задания необходимы постоянный контроль, требование обязательного завершения, доведения работы до конца. Постоянный контроль за неустойчивыми детьми должен сочетаться с подбором круга общения, который оказывал бы благотворное воздействие.
Для более или менее успешной социальной адаптации психопата при выборе профессии нужно учитывать характерные для него особенности. Гипертим, как я уже говорил, хорош в роли администратора, торгового агента, тревожно-мнительный — хороший исполнитель, шизоид — «кабинетный» работник. При декомпенсациях психопатий возникает необходимость медикаментозного лечения. Общие принципы медикаментозного лечения: проведение комбинированной терапии транквилизаторами, антидепрессантами, нейролептиками с включением общеукрепляющего лечения, витаминотерапии и пр. Дозы лекарств и длительность терапии зависят от клиники и особенностей реагирования больного. В большинстве случаев вначале проводится седативная, а затем — тонизирующая терапия. При медикаментозном лечении нужно учитывать возможность извращенных и необычных реакций на лекарства.
Постоянно обсуждается вопрос, в каком возрасте можно ставить диагноз «психопатия». Дискуссии обусловлены разными взглядами на сроки становления психопатии, социальными последствиями диагноза и т.д. Разные формы психопатии выявляются в разном возрасте, и диагноз должен ставиться при ее выявлении. Рассчитывать на то, что психопатия со временем исчезнет, не приходится, а социальные последствия диагноза медицинской проблемой не являются. При должном отношении к понятию «врачебная тайна» социальные последствия вообще неактуальны до совершеннолетия.
Психопатия — многослойный феномен. Ее основу составляет конституционально обусловленный примат эмоционально-волевой сферы над другими сторонами личности. Именно это определяет слабый контроль над побуждениями, стиль поведения и такие качества личности, как общий эмоциональный тонус, экстра- и интравертирован- ность, инфантилизм и эгоизм, вязкость и взрывчатость, непреклонность и односторонность, хрупкость и толстокожесть, слабость интуиции и пр. Эти базовые биологические характеристики, естественно, не могут быть предметом нравственных оценок.
В качестве «надстроечных» выступают уже в некоторой степени определяющие отношение к миру и людям мрачность и жизнелюбие, общительность и закрытость, мечтательность и прагматизм, подозрительность и застенчивость, обидчивость, нудность, страстность, артистизм и т.п. Названные характеристики более «психичны» и социальны, но в целом тоже нравственно нейтральны.
Еще более социальные и вполне поддающиеся этическим оценкам, уже позволяющие судить о качестве личности лицемерие и хвастовство, упрямство и лживость, разнузданность и авантюризм, отзывчивость и дружелюбие, деликатность и правдивость, завистливость и жестокость могут встретиться при любой психопатии, но все же тяготение к определенным типам прослеживается достаточно четко. Попутно отметим, что констелляция положительных качеств образует не личность, а бесплотную схему. Большие и маленькие слабости (не станем называть их социальнонегативными) если не создают характер, то, по крайней мере, наделяют его индивидуальностью, а главное, узнаваемостью. При этом жесткой и прямой связи между конкретным психотипом и нравственным его содержанием не существует.
Можно предположить, что те, кто страдает от своего характера (психастеники и сенситивы особенно), кому трудно с самим собой, тот более открыт для нравственных посылов и запретов. В широком смысле страданием вполне могут считаться недовольство собой и постоянное самоедство, сомнения и неуверенность в себе, хрупкость, ранимость, хроническое пребывание в обиженном состоянии, переживание собственной слабости, неполноценности, то есть корневые свойства сенситивных и тревожных натур. Ф. Ницше, кстати, связывал осознание человеком своего страдания и слабости с принятием любви, терпения, смирения и милосердия в качестве новых нравственных категорий и зарождением на их основе христианства как религии совести и сострадания.
Между страданием и способностью к состраданию жестких корреляций нет. Счастливый и богатый может быть и открыт, и глух к чужим бедам. В свою очередь избыток страданий может определять прошлое как праведника, так и человеконенавистника. Сенситивность и психастеничность, возможно, предрасполагают, но ни в коей мере не обязывают к восприятию и усвоению нравственных постулатов. Нравственный — не обязательно много страдавший, но обязательно совестливый.
По-видимому, совесть, этот универсальный регулятор поведения, распределен среди людей, в том числе среди психопатических личностей, не поровну. И там, где он плохо срабатывает, включается другой ограничитель — страх. Даже обделив кого-то совестью, умная природа почти всех наделила инстинктом самосохранения (в данном контексте его синонимы — страх или разум). Что касается страстей и желаний (побудительных мотивов поступков), то они вне нравственных оценок, искоренению не подлежат, поскольку являют собою природу человека. Но, направляя поведенческую стратегию, реализуются они в формах, определяемых его цивилизованностью, культурой и нравственными императивами. Итак, поступки и поведение этически регламентированы, регулируются, как сказано выше, страхом и совестью. В тех нечастых случаях, когда отсутствует и то, и другое, поведение в целом предсказуемо, так как определяется побуждениями, которым альтруистичность обычно не свойственна. Возможно, именно в зависимости от степени влияния на поведение совести и страха психопат позволяет или не позволяет себе в определенных обстоятельствах проявлять свои специфические особенности.
Органические психопатии являются следствием общих и мозговых инфекций, травм, токсических состояний раннего возраста. Поврежденное развитие (на ранних этапах онтогенеза нервной системы) приводит к дефекту психики с грубыми эмоциями, примитивным интеллектом, растормо- женностью влечений, то есть традиционными признаками «органической психопатии». Кавычки используются намеренно, поскольку этим понятием определяется качественно отличное от психопатии состояние.
Психопатия — это аномальный характер, патология достаточно высоких слоев личности. При «органической психопатии» практически утрачена индивидуальность личности, уровень ее снижен, поведение направляется влечениями. Клинические проявления всегда грубы и биологизирова- ны. Как известно, черты характера (замкнутость, общительность, коварство, злопамятность, демонстративность, стеснительность и т.д.) определяют специфику личности, своеобразие человека, отличие его от других. Все специфическое, тонкое и сложное сцеплено с генами и не может быть создано органическим воздействием, способным лишь на нивелировку и упрощение. Органический агент после и вследствие своего воздействия оставляет осколки запрограммированного природой. То есть органический истеро- ид или органический шизоид не есть органические модели этих характеров, а всего лишь огрубленные органическим агентом конституциональные истерические или шизоидные черты. Тот же принцип действует в отношении олигофрений: дифференцированные формы со специфической клинической картиной обычно генетического происхождения. Лишенные же индивидуальных черт недифференцированные олигофрении — следствие органического воздействия. Если представить себе моделирование как созидательный процесс, то концепция органических моделей конституциональных психопатий несостоятельна. В результате органического воздействия образуются не модели, а руины.
Говорить о психопатоподобии в рамках резидуальных состояний органического генеза тоже можно лишь с большими оговорками. Органическое повреждение не создает психопатоподобные формы поведения. Свойственные резидуальным органикам грубость и аффективная неустойчивость, двигательная и сексуальная расторможенность, агрессивность, воровство, бродяжничество — обычно следствие разрушенных органическим агентом контролирующих механизмов психики и высвобождения уже неконтролируемых ими влечений. Сведение социально неприемлемого к психопатическому или психопатоподобному, как и обратная тенденция, представляется неправомерным, клинически необоснованным, не учитывающим принципиальные различия между психически здоровыми и душевнобольными и чревато социальными последствиями для тех и других. В строгом смысле, органическая психопатия — это не только не психопатия, но и не психопатоподобное состояние, так как подобие (сходство) состоит лишь в сходном лексиконе, используемом для описания качественно разных видов психической дисгармонии. Сходства же с каким-либо конкретным типом психопатии не наблюдается. При «органической психопатии» вообще трудно вести речь об определенном характере, во всяком случае, поведение обусловлено не им.
В раннем детстве такие дети крикливы, двигательно беспокойны, ни на чем не задерживают внимания, медленно усваивают навыки самообслуживания. В школе не могут высидеть урок за партой, ходят по классу, выкрикивают, не могут надолго сосредоточиться. Неряшливы, не воспринимают запретов. В подростковом возрасте постоянное стремление к движению становится менее выраженным. На передний план выступают жажда легких развлечений, прогулы учебных занятий, уходы из дома по незначительному поводу или без него, склонность к бурным аффективным вспышкам. Расторможенные влечения и некритичность мышления являются причиной различных форм асоциального и антисоциального поведения (воровство, бродяжничество, сексуальные эксцессы, алкоголизация, наркотизм и пр.). Диагностика органической психопатии должна строиться на оценке особенностей поведения и, кроме того, учитывать совокупность анамнестических сведений (ранние мозговые вредности), наличие резидуальной органической микросимптоматики, признаков резидуального органического поражения мозга, выявляемых вспомогательными диагностическими методами.