Поиск по сайту
Стойкие психические нарушения у подростков сводятся главным образом к специфическим изменениям личности и предпосылок интеллекта. Изменения личности при эпилепсии напоминают характер эпилептоидного психопата, но эпилепсия не только «лепит» специфический характер, но и формирует систему отношений, сказывается на способностях, творческих возможностях. Застойный монолитный аффект и наклонность к бурным взрывам определяют злопамятность, мстительность, приступы ярости. На этом фоне у подростков обозначаются эгоцентризм, сосредоточенность на собственных здоровье и интересах. Все хуже начинают усваиваться сведения абстрактного порядка, все ярче проявляется тенденция к конкретности мышления, увязание в несущественных подробностях. Разумеется, снижается успеваемость; из-за медлительности, застревания на деталях подростки не способны справиться ни с уроками, ни с другой работой. Моторная неловкость, тяжеловесность и медлительность не позволяют достичь успехов в ручном труде. Больные активно сопротивляются любому нарушению привычного стереотипа. Это касается и распорядка дня, и общественного уклада. Эпилептики чрезвычайно консервативны и авторитарны. Требуют от окружающих подчинения, согласия с их собственными мнениями и установками, поэтому находятся в перманентном конфликте с ровесниками и домочадцами и обычно пребывают в хмуром расположении духа. Недоверчивы и подозрительны. Обнаженность влечений провоцирует сексуальные эксцессы, нередко садистически окрашенные. Ревниво настаивают на особом внимании к себе и своей болезни, при необходимости спекулируют ею, добиваясь благ или снисхождения.
Как соотносятся личностные изменения и психологические состояния при эпилепсии и припадки? А. Крайндлер выделяет больных, у которых припадки и психические расстройства являются клиническими проявлениями одних и тех же поражений мозга и связи между собой не имеют, и тех, у которых расстройства психики являются следствием припадков. Г.Е. Сухарева полагает, что психопатологическая картина эпилепсии во многом зависит от типа припадков и локализации эпилептогенного очага. Не исключена вероятность большей взаимозависимости припадков и психотических состояний (по Дж. Джексону, эпилептический психоз — результат истощения мозга припадками), в то время как специфические изменения личности интимнобиологически связаны с внутренними закономерностями развития самого эпилептического процесса.
Вышесказанное касается первичных эпилептических изменений психики. Вторичные психические расстройства представляют собственную реакцию подростка на свою болезнь, на отношение к нему и его болезни окружающих. Это может быть страх перед самим приступом, боязнь приступа из-за неуверенности в том, что окружающие окажут помощь, недовольство тем положением, которое он занимает в связи с болезнью, ревность, а иногда тайная ненависть к здоровым братьям и сестрам, излишняя щепетильность, свойственная ущемленным людям в принципе. Зависимость от окружающих не стимулирует добрые к ним чувства. Этим объясняют агрессивность и мстительность, предупредительность, угодливость, чрезмерную вежливость. Попытки психологически объяснить некоторые конституциональные свойства личности эпилептика интересны, но не очень убедительны. Более или менее психологически понятны некоторые эпилептические черты у подростков и взрослых, но откуда гиперсоциальность и угодливость у малышей? Особенно характерна биполярность характера для височной эпилепсии. Трудно найти всему этому психологическое объяснение, равно как четко отграничить изменения психики, порожденные эпилептическим процессом от сформированных осознанием себя эпилептиком.
Реабилитация подростков с психическими изменениями должна учитывать особенности психики и личности эпилептика. При обучении рекомендуется исключить задания, требующие большой активности и напряжения мышления. Кроме того, задания должны быть дозированы, а на их выполнение предусмотрено достаточно времени. Свойственные больному эпилепсией аккуратность, приверженность к порядку могут быть использованы при освоении несложных трудовых навыков. Трудоустройство подростка-эпилептика, учитывающее особенности его личности и дающее реальный заработок, наряду с адекватным лечением — лучший способ профилактики приступов и личностных декомпенсаций.
На чем должен базироваться диагноз? Поскольку анатомы, гистологи, биохимики, иммунологи, физиологи и электрофизиологи надежных, достоверных, тем более абсолютных диагностических знаков на сегодняшний день не представили, врач должен и может всерьез опереться на анализ и оценку клинической картины и, разумеется, на собственные клинико-диагностические позиции. При самом доброкачественном течении эпилепсии заметны изменения личности и предпосылок интеллекта. Медленно прогрессируют признаки обстоятельности и замедления мышления, постепенно нарастают диффузное ослабление памяти, инертность внимания. В характере появляются угодливость, слащавость, педантичность, аккуратность. Работоспособность при этом может долго сохраняться.
Если припадки в подростковом возрасте не имеют существенных клинических отличий по сравнению со взрослыми, то психические изменения у них требуют специального рассмотрения. Психические расстройства при эпилепсии у подростков могут быть более или менее продолжительными (но преходящими) и стойкими. По существу, любая аура, психосенсорный припадок, тем более психический эквивалент есть кратковременные психотические эпизоды. Преходящие изменения психики могут наблюдаться и в межпароксизмальном периоде — это затяжные состояния оглушения и дисфории. Изредка встречаются состояния повышенного настроения, отличающиеся от маниакального непродуктивностью, утрированной восторженностью, экзальтацией. Длительность межприступных изменений аффекта или сознания — от нескольких часов до нескольких недель. Сумеречные или делириозные расстройства сознания обычно кратковременны и более характерны для височной эпилепсии. При психических эквивалентах дисфорический накал достигает степени ярости, лишает больного возможности руководить своим поведением, толкает к агрессивным, реже аутоагрессивным действиям. Сумеречное состояние нередко делириозно окрашено, и безотчетные агрессивные акты весьма характерны.
Затяжные эпилептические психозы — явление, в принципе, довольно редкое, хотя у подростков они встречаются чаще, чем у детей. Такие психозы обычно развиваются на фоне (или вследствие) утяжеления эпилептического процесса, причем судорожные припадки в период психоза и какое-то время до его начала могут не наблюдаться. Бредовые расстройства с идеями преследования, ущерба имеют конкретный, бытовой, даже примитивный характер и формируются на базе тяжелых затяжных дисфорий. Иногда фабула эпилептического параноида строится на основе галлюцинаций, пережитых во время эпилептического делирия.
У старших подростков могут встречаться эпилептические психозы в форме затяжных сумеречных состояний, продолжающихся неделю и дольше. Характерны колебания глубины помрачения создания и неполная амнезия. Сумеречное состояние пронизано напряженным аффектом с агрессивными тенденциями. У младших подростков после серии припадков или эпилептического статуса иногда развивается затяжное (на много недель) оглушение, сопровождающееся утратой речи, способности элементарно себя обслуживать. Прояснение сознания и постепенное восстановление потерянных навыков происходит в последовательности, повторяющей их появление в процессе онтогенеза. Для симптоматики эпилептических психозов характерны брутальность, пронизанность аффектом, отсутствие комплексов тонких и сложных переживаний, свойственных другим эндогенным психозам. Считается, что пубертатный период с характерными для него эндокринными сдвигами может сыграть роль преципитирующего либо провоцирующего фактора в возникновении эпилептических психозов.
Что касается возможности развития у эпилептика шизофренического процесса, то в литературе представлены точки зрения, допускающие сосуществование эпилепсии и шизофрении, рассматривающие эпилепсию в качестве провоцирующего шизофрению фактора и т.д. Вероятность сочетания двух различных и даже полярных по своей природе эндогенных психических заболеваний у одного больного кажется сомнительной. Сочетание «шизофреноподобной» симптоматики с припадками более предпочтительно рассматривать как проявление общей причины — органического поражения мозга, «ответственного» и за судорожные пароксизмы и высвобождающего предуготованные механизмы поведения, внешне напоминающие шизофреническую симптоматику (нецеленаправленность, аспонтанность, гипобулию и т.п.). В этой связи диагноз «шизоэпилепсия» представляется надуманным и не в коей мере не отражающим ни в теоретическом, ни в чисто клиническом смысле понятия, составляющие этот термин.
Каково вообще значение для прогноза частоты припадков?
Не следует отождествлять понятия «частые припадки» и «учащение припадков». Некоторым видам приступов свойственна большая частота и весьма приличный прогноз. Учащение же приступов обычно свидетельствует об утяжелении процесса. В то же время урежение припадков не всегда признак улучшения. Иногда это грозный предвестник психотического состояния. Можно представить себе, что судорожный приступ как бы снимает, берет на себя «энергию», готовую реализоваться в эпилептическом психозе. Такие больные как бы «томятся» по припадку как по средству избавления от тягостного самочувствия, а некоторые даже просят не давать им какое-то время антиконвуль- санты. О. Бумке считал, что судороги представляют собой «разряд постепенно усиливающегося патологического состояния», а Дж. Джексон — что «судорогами разряжается высокое напряжение нервной ткани». Известно, что накапливающаяся при отсутствии приступов дисфория может достигать субпсихотического уровня и является фоном, на котором расцветают психотические состояния. Следует отметить, что это положение справедливо лишь для части больных и для припадков в основном генуинной природы. У других — припадки, наоборот, не приносят облегчения, ухудшают самочувствие, снижают работоспособность, что может наблюдаться и при генуинной, и при симптоматической эпилепсии.
По А.Д. Сперанскому, припадок — это не случайный набор реакций, а филогенетически древняя реакция на вредность, это форма защиты, то есть «без припадка было бы хуже». Наблюдения С.С. Мнухина показали, что чем филогенетически более новые механизмы защиты включены, тем припадок выглядит более сложным и выразительным, тем меньше глубина помрачения сознания, тем благоприятнее прогноз. Один и тот же припадок может иметь множество вариантов. В одном случае наблюдается «ясный» припадок, когда больной видит врача, имеют место поверхностное помрачение сознания и сложные выразительные, напоминающие оборонительные, двигательные и мимические реакции. Тот же припадок может сопровождаться глубоким помрачением сознания, цианозом и бессодержательным, стандартным судорожным компонентом. Во втором случае включены филогенетически более древние защитные структуры. Прогноз при таких приступах хуже. Абортивный тонический припадок, протекающий просто с тонической судорогой, — примитивный и бессодержательный, отражает филогенетически древний уровень защитных механизмов в ответ на эпилептический разряд. Если же на лице больного гримаса страха, поза носит пассивно-оборонительный характер — это более «дифференцированный», более содержательный по картине приступ, и отражает он более высокий уровень защиты от разряда. Психомоторный приступ со стереотипными, примитивно-хаотическими движениями отражает древний уровень защиты от эпилептического разряда. Автоматизм со сложными по содержанию, выразительными, напоминающими целенаправленные, действиями свидетельствует о том, что включены более сложные и, стало быть, более новые механизмы защиты, и о более благоприятном прогнозе.
Сумеречные состояния тоже могут быть весьма различными: со сложными действиями, после которых остаются смутные воспоминания, и состояния с примитивно-агрессивным поведением и глубокой амнезией. Чем пароксизмы сложнее, выразительнее, содержательнее, чем они чаще, тем прогноз лучше. Чем элементарнее и реже приступы, тем, как правило, глубже при них помрачено сознание и тем более вероятно злокачественное течение. Именно поэтому 40 поверхностных припадков лучше, чем 5 глубоких. Поверхностным припадкам, как показывает практика, нередко свойственна большая частота. Учащение же глубоких припадков не сулит обычно ничего хорошего, а эпилепсия — болезнь, выражающаяся именно в глубоких припадках и обязательно сопровождающаяся интеллектуальными и личностными изменениями.
Характер ауры в определенной степени может быть прогностическим признаком. Чем менее дифференцировано комплексное ощущение в ауре, тем более злокачественно протекает вся болезнь: комплекс «худо» (аморфное ощущение неблагополучия, тошноты, головокружения, «замирания», «подходит»), наблюдаемый при эпигастральной ауре, — это самая примитивная, филогенетически древняя биологическая реакция. Комплекс «страшно» — тоже не очень сложная, но все-таки более содержательная, филогенетически более поздно сформировавшаяся оборонительная реакция. Аура «уже видел», «непонятно», «все вокруг изменилось» — очень содержательная, очень сложная, по сути, даже не оборонительная, а уже ориентировочная реакция. Чем аура сложнее, чем хуже она локализуется, тем меньше она связана с припадком и тем лучше при ней прогноз. Таким образом, аура — не только одно из средств топической диагностики, но и нередко в большей степени, чем сам припадок (последний Щ иногда просто безликий ее «хвост»), имеет прогностическое значение.
Крайне важно для оценки тяжести течения и прогноза проанализировать постприпадочное состояние. При доброкачественном течении болезни мозг быстро справляется с постприпадочным оглушением. Самочувствие и работоспособность не нарушаются. Амнестическая афазия проходит через короткое время. Если после припадка больной длительное время остается вялым, разбитым, неработоспособным, то есть надолго задерживается постприпадочное оглушение или сумеречное состояние или тяжкая дисфория, если амнестическая афазия длится неделю и дольше — все это говорит о злокачественном течении болезни.
Эпилептическая деградация при злокачественном течении нарастает катастрофически. С.С. Мнухин выделяет два типа эпилептической деградации — интеллектуальный (оглушенный) и характерологический (дисфорический). При оглушенном варианте грубо расстраиваются память, точность восприятия, внимание становится быстро истощаемым. Мышление с тенденцией к конкретности. Работоспособность резко снижена. Постоянна легкая степень оглушения. Характерологические изменения, безусловно, присутствуют, но как бы затушевываются, перекрываются выходящим на передний план слабоумием.
При дисфорическом варианте на первый план выступают грубые изменения личности. Постоянен накал, готовность к конфликтам, взрывам ярости; дисфории близки к субпсихотическим состояниям. Именно дисфорический вариант злокачественного течения эпилепсии оказывается поставщиком бредовых эпилептических психозов. Интеллектуальные расстройства при дисфорическом варианте достаточно рельефны, но перекрываются резкими характерологическими изменениями. Остаются не совсем понятными причины описанной дихотомии при эпилептической деградации. Генетической связи вариантов злокачественного течения с преобладанием эндо- или экзогенных воздействий не прослеживается.
В связи с различными взглядами эпилептологов на этиологию и патогенез эпилепсии общепринятой ее классификации нет. Существующие группировки эпилепсии основаны на разных принципах — этиологическом, клиническом, патогенетическом, электрофизиологическом и др. Одни исследователи выделяют генуинную и симптоматическую эпилепсию, другие классифицируют ее в зависимости от преобладания судорожных и бессудорожных картин приступов, третьи — по частоте припадков, по возрасту их возникновения и т.д. Из современных классификаций можно упомянуть классификацию В. Пенфилда и Т. Эриксона, выделяющих собственно эпилепсию (без морфологического субстрата) и эпилептиформные синдромы при органических болезнях мозга, причем первую группу они расширяли, включая в нее, кроме генуинной эпилепсии, пароксизмы при лихорадке, токсикозах, гипогликемии.
Руководствуясь патогенетическим принципом, Ц. Сервит делит эпилепсию на первичную с преобладанием судорожной готовности, вторичную или очаговую с эпилептоген- ным очагом органического происхождения и фокальными приступами и рефлекторную, главное при которой повышенная чувствительность периферического или коркового отдела соответствующего анализатора. Главный недостаток этой группировки заключается в отсутствии полноценной клинической характеристики выделенных форм.
Д. Янц строит свою классификацию в соответствии с клинико-эволюционным и синдромальным принципами. Исходя из положения, что разные припадки свойственны разному возрасту, он выделяет младенческую эпилепсию с пропульсивными припадками, раннюю детскую — с акинетическими и миоклоническими приступами, школьную — с пикнолептическими и юношескую — с импульсивными припадками. Кроме того, по клинической картине рубрифи- цированы: эпилепсия с психомоторными, большими судорожными и кортикальными (джексоновскими, сенсорными и адверсивными) припадками.
На клинико-феноменологическом принципе построена классификация В. Леннокса. Выделена группа малых припадков, вместившая в себя пикнолептические и эпилептические абсансы, миоклонические и пропульсивные припадки, то есть припадки разной природы. Далее идут группы судорожных, психомоторных, диэнцефальных и рефлекторных припадков. Нет единого критерия выделения групп. Три первые группы выделены по клинико-феноменологическому принципу, четвертая — по локализации, пятая — на основе механизма возникновения.
П.М. Сараджишвили делит эпилепсию на генерализованную и фокальную с большим числом подгрупп. Основной недостаток ее — громоздкость. В клиническом обиходе стали пользоваться терминами «генерализованная» и «фокальная» эпилепсия, причем генерализованную нередко отождествляют с генуинной, а фокальную — с симптоматической или даже с парциальной — джексоновской. Это неправильно. Генерализованная и фокальная разновидности выделены электрофизиологами на основании данных электроэнцефалографии. При генерализованной эпилепсии ЭЭГ-патология носит диффузный характер, при фокальной — на ЭЭГ видны очаговые изменения. С точки зрения клинициста, их нельзя противопоставлять, так как при общей или генерализованной эпилепсии часто обнаруживается очаговость, связанная с эпилептогенным очагом. Фокальность может проявиться в ауре, самом припадке и постприпадочных выпадениях. Фокальная эпилепсия, как всякая другая, может быть генуинной и так называемой симптоматической. Даже электрофизиологические изменения не дают оснований для противопоставления генерализованной и фокальной эпилепсии. А. Крейндлер пишет, что нередко встречается генуинная фокальная эпилепсия, при которой электроклиническая очаговость сочетается с клиникой генуинной эпилепсии. Сам П.М. Сараджишвили говорит о большой частоте очаговости судорог в мозговых полушариях при генерализованности ЭЭГ-картины.
Задолго до электроэнцефалографической эры М.И. Аст- вацатуров указывал, что даже джексоновские приступы могут быть проявлением генуинной эпилепсии, что характер судорог (местные они или общие) не имеет решающего значения в вопросе о природе эпилепсии, а С.Н. Давиденков полагал, что вообще, может быть, не существуют нефокальные эпилептический припадки, что при всякой эпилепсии имеется область, где начинается эпилептическое возбуждение, а с другой стороны, где бы ни была локализована эпи- лептогенная зона, на судорожный разряд всегда реагирует весь мозг. В строгом смысле, не существует чисто фокальных или чисто общих эпилепсий.
В 1930 году Г. Груле предполагал, что через полстолетия от понятия «генуинная эпилепсия» нужно будет отказаться. Ожесточенные споры исследователей, признающих и не признающих генуинную эпилепсию как клиническую реальность, не утихают многие десятилетия. Виднейшие эпилептологи связывали происхождение эпилепсии исключительно с экзогенными вредностями (П. Мари, П.Редлих, Гартман, Абади, К. Вильсон, М.Б. Кроль и др.). Не менее авторитетные специалисты (К. Конрад, О.Бумке, М.И.Аст- вацатуров, С.Н. Давиденков, Г.Е. Сухарева, С.С. Мнухин,
В. Пенфилд) признавали существование генуинной эпилепсии в качестве особой формы болезни. Аргументы в пользу той или другой точки зрения не убеждали оппонентов. В 1936 году В.А. Гиляровский высказался в том смысле, что отрицание «генуинности» эпилепсии и взгляд на нее как на синдром «...более свойственны невропатологам, ...психиатров более устраивает точка зрения о существовании генуинной эпилепсии; они считаются не только с наличием припадков, но учитывают всю картину болезни». Поиски морфологического субстрата действительно традиционно занимают больше места в диагностическом процессе неврологов, нежели психиатров. Но дело, вероятно, не только в профессии. Приверженцев и противников точки зрения о существовании генуинной эпилепсии достаточно и в психиатрической, и в неврологической среде. «Генуинность» диагностируется, как известно, не только по отсутствию анатомических находок в мозгу. Феноменологически улавливается некоторая «эпилептичность» психики и даже внешности настоящего эпилептика. Когда-то П.А. Останков полусерьезно делил психиатров на «логиков» и «интуитивистов». Не исключено, что отсутствие единства взглядов на проблему генуинности эпилепсии среди других причин определяется и этим обстоятельством. Сегодня мы видим, что сторонников существования генуинной эпилепсии не меньше, чем много десятилетий назад, впрочем, как и пациентов, вокруг которых витает аура эпилепсии задолго до наступления припадков. Выделение генуинной эпилепсии вполне закономерно, поскольку наследственный или, говоря шире, эндогенный фактор при ней играет основную роль, неврологические органические симптомы выражены незначительно или отсутствуют, семьи генуинных эпилептиков гораздо более «эпилептичны» (феноменологически и по результатам электроэнцефалографических обследований), а своеобразие личности больных генуинной эпилепсией гораздо более специфично и заметно в ряде случаев не только с течением болезни, но и до появления первого приступа.
По мнению многих сторонников существования генуинной эпилепсии, именно она и является настоящей эпилепсией. С.С. Мнухин настаивал на том, что настоящей эпилепсии свойственны глубокие припадки и она обязательно, вне зависимости от типа течения, сопровождается специфическими интеллектуальными и характерологическими изменениями.
С этой точки зрения симптоматическая эпилепсия представляет собою припадочные состояния иной, не эпилептической природы. Гипотеза Г.Е. Сухаревой, согласно которой причиной эпилептической болезни могут стать инфекция или травма, которые, действуя на ранних этапах развития нервной системы, приводят к единообразной перестройке динамики нервных процессов и обмена веществ, противоречит представлениям К. Бонгеффера об экзогенном типе реакций, не опровергнутым доныне ни теоретически, ни практикой. В соответствии с положением Бонгеффера при воздействии на мозг разноплановых вредностей «на выходе» следовало бы ожидать нивелированную психоорганическую структуру (кстати, именно ее мы, как правило, и видим), нежели такой специфический во всех отношениях комплекс, каковым является эпилепсия.
Следует отметить, что и по наблюдениям самой Г.Е. Сухаревой типичные для эпилепсии характерологические изменения наблюдаются, «если в этиологии преобладает наследственное предрасположение и нет грубого экзогенного воздействия... при преобладании в этиологии эпилепсии грубых экзогенных воздействий симптомы, типичные для эпилептической болезни затушевываются проявлениями, характерными для органического заболевания головного мозга».
Болезни, в происхождении которых ведущую роль играет наследственная предрасположенность, как правило, имеют специфическую клиническую картину и, по-видимому, в основе своей — конкретный мутантный ген. Круг эпилепсии должен быть сужен за счет припадков травматического, инфекционного и пр. явно экзогенного происхождения, а также припадков, связанных с обменными расстройствами, аффектом, нейровегетативной неустойчивостью; а проблема эпилепсии, вероятнее всего, будет разрешаться в русле развития нейрогенетики.
По мнению Г.Е. Сухаревой, характер и тяжесть деградации при эпилепсии обусловлена типом припадков, их частотой; Г.Б. Абрамович связывал неблагоприятное течение с возрастом начала приступов, их частотой и тенденцией к полиморфизму. Что касается типа припадков, то чаще специфическое эпилептическое слабоумие наблюдается у больных с малыми и психомоторными, а также с глубокими и не очень частыми большими судорожными приступами.