Напишите нам

Поиск по сайту

Стойкие психические нарушения у подростков сводятся главным образом к специфическим изменениям личности и предпосылок интеллекта. Изменения личности при эпи­лепсии напоминают характер эпилептоидного психопата, но эпилепсия не только «лепит» специфический характер, но и формирует систему отношений, сказывается на спо­собностях, творческих возможностях. Застойный монолит­ный аффект и наклонность к бурным взрывам определяют злопамятность, мстительность, приступы ярости. На этом фоне у подростков обозначаются эгоцентризм, сосредото­ченность на собственных здоровье и интересах. Все хуже начинают усваиваться сведения абстрактного порядка, все ярче проявляется тенденция к конкретности мышления, увязание в несущественных подробностях. Разумеется, сни­жается успеваемость; из-за медлительности, застревания на деталях подростки не способны справиться ни с уроками, ни с другой работой. Моторная неловкость, тяжеловесность и медлительность не позволяют достичь успехов в ручном труде. Больные активно сопротивляются любому наруше­нию привычного стереотипа. Это касается и распорядка дня, и общественного уклада. Эпилептики чрезвычайно консервативны и авторитарны. Требуют от окружающих подчинения, согласия с их собственными мнениями и уста­новками, поэтому находятся в перманентном конфликте с ровесниками и домочадцами и обычно пребывают в хму­ром расположении духа. Недоверчивы и подозрительны. Обнаженность влечений провоцирует сексуальные эксцес­сы, нередко садистически окрашенные. Ревниво настаивают на особом внимании к себе и своей болезни, при необходи­мости спекулируют ею, добиваясь благ или снисхождения.

Как соотносятся личностные изменения и психологиче­ские состояния при эпилепсии и припадки? А. Крайндлер выделяет больных, у которых припадки и психические рас­стройства являются клиническими проявлениями одних и тех же поражений мозга и связи между собой не имеют, и тех, у которых расстройства психики являются следствием припадков. Г.Е. Сухарева полагает, что психопатологическая картина эпилепсии во многом зависит от типа припадков и локализации эпилептогенного очага. Не исключена ве­роятность большей взаимозависимости припадков и пси­хотических состояний (по Дж. Джексону, эпилептический психоз — результат истощения мозга припадками), в то время как специфические изменения личности интимно­биологически связаны с внутренними закономерностями развития самого эпилептического процесса.

Вышесказанное касается первичных эпилептических из­менений психики. Вторичные психические расстройства представляют собственную реакцию подростка на свою болезнь, на отношение к нему и его болезни окружающих. Это может быть страх перед самим приступом, боязнь при­ступа из-за неуверенности в том, что окружающие окажут помощь, недовольство тем положением, которое он занима­ет в связи с болезнью, ревность, а иногда тайная ненависть к здоровым братьям и сестрам, излишняя щепетильность, свойственная ущемленным людям в принципе. Зависимость от окружающих не стимулирует добрые к ним чувства. Этим объясняют агрессивность и мстительность, предупреди­тельность, угодливость, чрезмерную вежливость. Попытки психологически объяснить некоторые конституциональ­ные свойства личности эпилептика интересны, но не очень убедительны. Более или менее психологически понятны не­которые эпилептические черты у подростков и взрослых, но откуда гиперсоциальность и угодливость у малышей? Особенно характерна биполярность характера для височ­ной эпилепсии. Трудно найти всему этому психологическое объяснение, равно как четко отграничить изменения психи­ки, порожденные эпилептическим процессом от сформиро­ванных осознанием себя эпилептиком.

Реабилитация подростков с психическими изменения­ми должна учитывать особенности психики и личности эпилептика. При обучении рекомендуется исключить за­дания, требующие большой активности и напряжения мышления. Кроме того, задания должны быть дозирова­ны, а на их выполнение предусмотрено достаточно вре­мени. Свойственные больному эпилепсией аккуратность, приверженность к порядку могут быть использованы при освоении несложных трудовых навыков. Трудоустройство подростка-эпилептика, учитывающее особенности его лич­ности и дающее реальный заработок, наряду с адекватным лечением — лучший способ профилактики приступов и личностных декомпенсаций.

На чем должен базироваться диагноз? Поскольку ана­томы, гистологи, биохимики, иммунологи, физиологи и электрофизиологи надежных, достоверных, тем более аб­солютных диагностических знаков на сегодняшний день не представили, врач должен и может всерьез опереться на анализ и оценку клинической картины и, разумеется, на собственные клинико-диагностические позиции. При са­мом доброкачественном течении эпилепсии заметны из­менения личности и предпосылок интеллекта. Медленно прогрессируют признаки обстоятельности и замедления мышления, постепенно нарастают диффузное ослабление памяти, инертность внимания. В характере появляются угодливость, слащавость, педантичность, аккуратность. Работоспособность при этом может долго сохраняться.

Если припадки в подростковом возрасте не имеют суще­ственных клинических отличий по сравнению со взрослы­ми, то психические изменения у них требуют специального рассмотрения. Психические расстройства при эпилепсии у подростков могут быть более или менее продолжитель­ными (но преходящими) и стойкими. По существу, любая аура, психосенсорный припадок, тем более психический эквивалент есть кратковременные психотические эпизо­ды. Преходящие изменения психики могут наблюдаться и в межпароксизмальном периоде — это затяжные состояния оглушения и дисфории. Изредка встречаются состояния повышенного настроения, отличающиеся от маниакально­го непродуктивностью, утрированной восторженностью, экзальтацией. Длительность межприступных изменений аффекта или сознания — от нескольких часов до несколь­ких недель. Сумеречные или делириозные расстройства сознания обычно кратковременны и более характерны для височной эпилепсии. При психических эквивалентах дисфорический накал достигает степени ярости, лиша­ет больного возможности руководить своим поведением, толкает к агрессивным, реже аутоагрессивным действиям. Сумеречное состояние нередко делириозно окрашено, и безотчетные агрессивные акты весьма характерны.

Затяжные эпилептические психозы — явление, в принци­пе, довольно редкое, хотя у подростков они встречаются ча­ще, чем у детей. Такие психозы обычно развиваются на фоне (или вследствие) утяжеления эпилептического процесса, причем судорожные припадки в период психоза и какое-то время до его начала могут не наблюдаться. Бредовые рас­стройства с идеями преследования, ущерба имеют конкрет­ный, бытовой, даже примитивный характер и формируются на базе тяжелых затяжных дисфорий. Иногда фабула эпи­лептического параноида строится на основе галлюцинаций, пережитых во время эпилептического делирия.

У старших подростков могут встречаться эпилептиче­ские психозы в форме затяжных сумеречных состояний, продолжающихся неделю и дольше. Характерны колеба­ния глубины помрачения создания и неполная амнезия. Сумеречное состояние пронизано напряженным аффектом с агрессивными тенденциями. У младших подростков по­сле серии припадков или эпилептического статуса иногда развивается затяжное (на много недель) оглушение, сопро­вождающееся утратой речи, способности элементарно себя обслуживать. Прояснение сознания и постепенное восста­новление потерянных навыков происходит в последователь­ности, повторяющей их появление в процессе онтогенеза. Для симптоматики эпилептических психозов характерны брутальность, пронизанность аффектом, отсутствие ком­плексов тонких и сложных переживаний, свойственных другим эндогенным психозам. Считается, что пубертатный период с характерными для него эндокринными сдвигами может сыграть роль преципитирующего либо провоцирую­щего фактора в возникновении эпилептических психозов.

Что касается возможности развития у эпилептика ши­зофренического процесса, то в литературе представлены точки зрения, допускающие сосуществование эпилепсии и шизофрении, рассматривающие эпилепсию в качестве про­воцирующего шизофрению фактора и т.д. Вероятность со­четания двух различных и даже полярных по своей природе эндогенных психических заболеваний у одного больного кажется сомнительной. Сочетание «шизофреноподобной» симптоматики с припадками более предпочтительно рас­сматривать как проявление общей причины — органиче­ского поражения мозга, «ответственного» и за судорожные пароксизмы и высвобождающего предуготованные механизмы поведения, внешне напоминающие шизофрениче­скую симптоматику (нецеленаправленность, аспонтанность, гипобулию и т.п.). В этой связи диагноз «шизоэпилепсия» представляется надуманным и не в коей мере не отражаю­щим ни в теоретическом, ни в чисто клиническом смысле понятия, составляющие этот термин.

Каково вообще значение для прогноза частоты припад­ков?

Не следует отождествлять понятия «частые припад­ки» и «учащение припадков». Некоторым видам приступов свойственна большая частота и весьма приличный про­гноз. Учащение же приступов обычно свидетельствует об утяжелении процесса. В то же время урежение припадков не всегда признак улучшения. Иногда это грозный пред­вестник психотического состояния. Можно представить се­бе, что судорожный приступ как бы снимает, берет на себя «энергию», готовую реализоваться в эпилептическом пси­хозе. Такие больные как бы «томятся» по припадку как по средству избавления от тягостного самочувствия, а некото­рые даже просят не давать им какое-то время антиконвуль- санты. О. Бумке считал, что судороги представляют собой «разряд постепенно усиливающегося патологического со­стояния», а Дж. Джексон — что «судорогами разряжается высокое напряжение нервной ткани». Известно, что нака­пливающаяся при отсутствии приступов дисфория может достигать субпсихотического уровня и является фоном, на котором расцветают психотические состояния. Следует отметить, что это положение справедливо лишь для части больных и для припадков в основном генуинной природы. У других — припадки, наоборот, не приносят облегчения, ухудшают самочувствие, снижают работоспособность, что может наблюдаться и при генуинной, и при симптоматиче­ской эпилепсии.

По А.Д. Сперанскому, припадок — это не случайный на­бор реакций, а филогенетически древняя реакция на вред­ность, это форма защиты, то есть «без припадка было бы хуже». Наблюдения С.С. Мнухина показали, что чем фило­генетически более новые механизмы защиты включены, тем припадок выглядит более сложным и выразительным, тем меньше глубина помрачения сознания, тем благоприятнее прогноз. Один и тот же припадок может иметь множество вариантов. В одном случае наблюдается «ясный» припадок, когда больной видит врача, имеют место поверхностное помрачение сознания и сложные выразительные, напоми­нающие оборонительные, двигательные и мимические ре­акции. Тот же припадок может сопровождаться глубоким помрачением сознания, цианозом и бессодержательным, стандартным судорожным компонентом. Во втором случае включены филогенетически более древние защитные струк­туры. Прогноз при таких приступах хуже. Абортивный то­нический припадок, протекающий просто с тонической судорогой, — примитивный и бессодержательный, отражает филогенетически древний уровень защитных механизмов в ответ на эпилептический разряд. Если же на лице больно­го гримаса страха, поза носит пассивно-оборонительный характер — это более «дифференцированный», более со­держательный по картине приступ, и отражает он более вы­сокий уровень защиты от разряда. Психомоторный приступ со стереотипными, примитивно-хаотическими движения­ми отражает древний уровень защиты от эпилептического разряда. Автоматизм со сложными по содержанию, выра­зительными, напоминающими целенаправленные, действи­ями свидетельствует о том, что включены более сложные и, стало быть, более новые механизмы защиты, и о более благоприятном прогнозе.

Сумеречные состояния тоже могут быть весьма различными: со сложными действиями, после которых остаются смутные воспоминания, и состояния с прими­тивно-агрессивным поведением и глубокой амнезией. Чем пароксизмы сложнее, выразительнее, содержательнее, чем они чаще, тем прогноз лучше. Чем элементарнее и ре­же приступы, тем, как правило, глубже при них помрачено сознание и тем более вероятно злокачественное течение. Именно поэтому 40 поверхностных припадков лучше, чем 5 глубоких. Поверхностным припадкам, как показывает практика, нередко свойственна большая частота. Учащение же глубоких припадков не сулит обычно ничего хорошего, а эпилепсияболезнь, выражающаяся именно в глубоких припадках и обязательно сопровождающаяся интеллекту­альными и личностными изменениями.

Характер ауры в определенной степени может быть про­гностическим признаком. Чем менее дифференцировано комплексное ощущение в ауре, тем более злокачественно протекает вся болезнь: комплекс «худо» (аморфное ощу­щение неблагополучия, тошноты, головокружения, «зами­рания», «подходит»), наблюдаемый при эпигастральной ауре, — это самая примитивная, филогенетически древняя биологическая реакция. Комплекс «страшно» — тоже не очень сложная, но все-таки более содержательная, филоге­нетически более поздно сформировавшаяся оборонитель­ная реакция. Аура «уже видел», «непонятно», «все вокруг изменилось» — очень содержательная, очень сложная, по сути, даже не оборонительная, а уже ориентировочная ре­акция. Чем аура сложнее, чем хуже она локализуется, тем меньше она связана с припадком и тем лучше при ней про­гноз. Таким образом, аура — не только одно из средств то­пической диагностики, но и нередко в большей степени, чем сам припадок (последний Щ иногда просто безликий ее «хвост»), имеет прогностическое значение.

Крайне важно для оценки тяжести течения и прогноза проанализировать постприпадочное состояние. При добро­качественном течении болезни мозг быстро справляется с постприпадочным оглушением. Самочувствие и работо­способность не нарушаются. Амнестическая афазия про­ходит через короткое время. Если после припадка больной длительное время остается вялым, разбитым, неработоспо­собным, то есть надолго задерживается постприпадочное оглушение или сумеречное состояние или тяжкая дисфория, если амнестическая афазия длится неделю и дольше — все это говорит о злокачественном течении болезни.

Эпилептическая деградация при злокачественном те­чении нарастает катастрофически. С.С. Мнухин выделяет два типа эпилептической деградации — интеллектуальный (оглушенный) и характерологический (дисфорический). При оглушенном варианте грубо расстраиваются память, точность восприятия, внимание становится быстро исто­щаемым. Мышление с тенденцией к конкретности. Работо­способность резко снижена. Постоянна легкая степень оглушения. Характерологические изменения, безусловно, присутствуют, но как бы затушевываются, перекрываются выходящим на передний план слабоумием.

При дисфорическом варианте на первый план выступа­ют грубые изменения личности. Постоянен накал, готов­ность к конфликтам, взрывам ярости; дисфории близки к субпсихотическим состояниям. Именно дисфорический вариант злокачественного течения эпилепсии оказыва­ется поставщиком бредовых эпилептических психозов. Интеллектуальные расстройства при дисфорическом ва­рианте достаточно рельефны, но перекрываются резкими характерологическими изменениями. Остаются не совсем понятными причины описанной дихотомии при эпилепти­ческой деградации. Генетической связи вариантов злокаче­ственного течения с преобладанием эндо- или экзогенных воздействий не прослеживается.

В связи с различными взглядами эпилептологов на этио­логию и патогенез эпилепсии общепринятой ее классифика­ции нет. Существующие группировки эпилепсии основаны на разных принципах — этиологическом, клиническом, патогенетическом, электрофизиологическом и др. Одни исследователи выделяют генуинную и симптоматическую эпилепсию, другие классифицируют ее в зависимости от преобладания судорожных и бессудорожных картин при­ступов, третьи — по частоте припадков, по возрасту их воз­никновения и т.д. Из современных классификаций можно упомянуть классификацию В. Пенфилда и Т. Эриксона, вы­деляющих собственно эпилепсию (без морфологического субстрата) и эпилептиформные синдромы при органиче­ских болезнях мозга, причем первую группу они расширя­ли, включая в нее, кроме генуинной эпилепсии, пароксизмы при лихорадке, токсикозах, гипогликемии.

Руководствуясь патогенетическим принципом, Ц. Сервит делит эпилепсию на первичную с преобладанием судорож­ной готовности, вторичную или очаговую с эпилептоген- ным очагом органического происхождения и фокальными приступами и рефлекторную, главное при которой повы­шенная чувствительность периферического или коркового отдела соответствующего анализатора. Главный недостаток этой группировки заключается в отсутствии полноценной клинической характеристики выделенных форм.

Д. Янц строит свою классификацию в соответствии с клинико-эволюционным и синдромальным принципами. Исходя из положения, что разные припадки свойственны разному возрасту, он выделяет младенческую эпилепсию с пропульсивными припадками, раннюю детскую — с акине­тическими и миоклоническими приступами, школьную — с пикнолептическими и юношескую — с импульсивными припадками. Кроме того, по клинической картине рубрифи- цированы: эпилепсия с психомоторными, большими судо­рожными и кортикальными (джексоновскими, сенсорными и адверсивными) припадками.

На клинико-феноменологическом принципе построена классификация В. Леннокса. Выделена группа малых при­падков, вместившая в себя пикнолептические и эпилептиче­ские абсансы, миоклонические и пропульсивные припадки, то есть припадки разной природы. Далее идут группы судо­рожных, психомоторных, диэнцефальных и рефлекторных припадков. Нет единого критерия выделения групп. Три пер­вые группы выделены по клинико-феноменологическому принципу, четвертая — по локализации, пятая — на основе механизма возникновения.

П.М. Сараджишвили делит эпилепсию на генерализован­ную и фокальную с большим числом подгрупп. Основной недостаток ее — громоздкость. В клиническом обиходе стали пользоваться терминами «генерализованная» и «фо­кальная» эпилепсия, причем генерализованную нередко отождествляют с генуинной, а фокальную — с симптома­тической или даже с парциальной — джексоновской. Это неправильно. Генерализованная и фокальная разновидно­сти выделены электрофизиологами на основании данных электроэнцефалографии. При генерализованной эпилепсии ЭЭГ-патология носит диффузный характер, при фокаль­ной — на ЭЭГ видны очаговые изменения. С точки зрения клинициста, их нельзя противопоставлять, так как при общей или генерализованной эпилепсии часто обнаружи­вается очаговость, связанная с эпилептогенным очагом. Фокальность может проявиться в ауре, самом припадке и постприпадочных выпадениях. Фокальная эпилепсия, как всякая другая, может быть генуинной и так называемой симптоматической. Даже электрофизиологические изме­нения не дают оснований для противопоставления генера­лизованной и фокальной эпилепсии. А. Крейндлер пишет, что нередко встречается генуинная фокальная эпилепсия, при которой электроклиническая очаговость сочетается с клиникой генуинной эпилепсии. Сам П.М. Сараджишвили говорит о большой частоте очаговости судорог в мозговых полушариях при генерализованности ЭЭГ-картины.

Задолго до электроэнцефалографической эры М.И. Аст- вацатуров указывал, что даже джексоновские приступы мо­гут быть проявлением генуинной эпилепсии, что характер судорог (местные они или общие) не имеет решающего зна­чения в вопросе о природе эпилепсии, а С.Н. Давиденков полагал, что вообще, может быть, не существуют нефокаль­ные эпилептический припадки, что при всякой эпилепсии имеется область, где начинается эпилептическое возбужде­ние, а с другой стороны, где бы ни была локализована эпи- лептогенная зона, на судорожный разряд всегда реагирует весь мозг. В строгом смысле, не существует чисто фокаль­ных или чисто общих эпилепсий.

В 1930 году Г. Груле предполагал, что через полстолетия от понятия «генуинная эпилепсия» нужно будет отказать­ся. Ожесточенные споры исследователей, признающих и не признающих генуинную эпилепсию как клиническую реальность, не утихают многие десятилетия. Виднейшие эпилептологи связывали происхождение эпилепсии исклю­чительно с экзогенными вредностями (П. Мари, П.Редлих, Гартман, Абади, К. Вильсон, М.Б. Кроль и др.). Не менее ав­торитетные специалисты (К. Конрад, О.Бумке, М.И.Аст- вацатуров, С.Н. Давиденков, Г.Е. Сухарева, С.С. Мнухин,

В. Пенфилд) признавали существование генуинной эпилеп­сии в качестве особой формы болезни. Аргументы в поль­зу той или другой точки зрения не убеждали оппонентов. В 1936 году В.А. Гиляровский высказался в том смысле, что отрицание «генуинности» эпилепсии и взгляд на нее как на синдром «...более свойственны невропатологам, ...пси­хиатров более устраивает точка зрения о существовании генуинной эпилепсии; они считаются не только с наличи­ем припадков, но учитывают всю картину болезни». Поиски морфологического субстрата действительно традиционно занимают больше места в диагностическом процессе невро­логов, нежели психиатров. Но дело, вероятно, не только в профессии. Приверженцев и противников точки зрения о существовании генуинной эпилепсии достаточно и в пси­хиатрической, и в неврологической среде. «Генуинность» диагностируется, как известно, не только по отсутствию анатомических находок в мозгу. Феноменологически улав­ливается некоторая «эпилептичность» психики и даже внешности настоящего эпилептика. Когда-то П.А. Останков полусерьезно делил психиатров на «логиков» и «интуити­вистов». Не исключено, что отсутствие единства взглядов на проблему генуинности эпилепсии среди других причин определяется и этим обстоятельством. Сегодня мы видим, что сторонников существования генуинной эпилепсии не меньше, чем много десятилетий назад, впрочем, как и па­циентов, вокруг которых витает аура эпилепсии задолго до наступления припадков. Выделение генуинной эпилепсии вполне закономерно, поскольку наследственный или, гово­ря шире, эндогенный фактор при ней играет основную роль, неврологические органические симптомы выражены незна­чительно или отсутствуют, семьи генуинных эпилептиков гораздо более «эпилептичны» (феноменологически и по результатам электроэнцефалографических обследований), а своеобразие личности больных генуинной эпилепсией го­раздо более специфично и заметно в ряде случаев не только с течением болезни, но и до появления первого приступа.

По мнению многих сторонников существования генуин­ной эпилепсии, именно она и является настоящей эпилепси­ей. С.С. Мнухин настаивал на том, что настоящей эпилепсии свойственны глубокие припадки и она обязательно, вне зави­симости от типа течения, сопровождается специфическими интеллектуальными и характерологическими изменениями.

С этой точки зрения симптоматическая эпилепсия пред­ставляет собою припадочные состояния иной, не эпилепти­ческой природы. Гипотеза Г.Е. Сухаревой, согласно которой причиной эпилептической болезни могут стать инфекция или травма, которые, действуя на ранних этапах развития нервной системы, приводят к единообразной перестройке динамики нервных процессов и обмена веществ, противо­речит представлениям К. Бонгеффера об экзогенном типе реакций, не опровергнутым доныне ни теоретически, ни практикой. В соответствии с положением Бонгеффера при воздействии на мозг разноплановых вредностей «на вы­ходе» следовало бы ожидать нивелированную психоорга­ническую структуру (кстати, именно ее мы, как правило, и видим), нежели такой специфический во всех отношениях комплекс, каковым является эпилепсия.

Следует отметить, что и по наблюдениям самой Г.Е. Сухаревой типичные для эпилепсии характерологиче­ские изменения наблюдаются, «если в этиологии преоб­ладает наследственное предрасположение и нет грубого экзогенного воздействия... при преобладании в этиологии эпилепсии грубых экзогенных воздействий симптомы, ти­пичные для эпилептической болезни затушевываются про­явлениями, характерными для органического заболевания головного мозга».

Болезни, в происхождении которых ведущую роль играет наследственная предрасположенность, как правило, имеют специфическую клиническую картину и, по-видимому, в основе своей — конкретный мутантный ген. Круг эпилеп­сии должен быть сужен за счет припадков травматического, инфекционного и пр. явно экзогенного происхождения, а также припадков, связанных с обменными расстройствами, аффектом, нейровегетативной неустойчивостью; а пробле­ма эпилепсии, вероятнее всего, будет разрешаться в русле развития нейрогенетики.

По мнению Г.Е. Сухаревой, характер и тяжесть деграда­ции при эпилепсии обусловлена типом припадков, их ча­стотой; Г.Б. Абрамович связывал неблагоприятное течение с возрастом начала приступов, их частотой и тенденцией к полиморфизму. Что касается типа припадков, то чаще специфическое эпилептическое слабоумие наблюдается у больных с малыми и психомоторными, а также с глубокими и не очень частыми большими судорожными приступами.




Тесты для врачей

Наши партнеры