Напишите нам

Поиск по сайту

Из многих описаний поведения аутистов следует, что они испытывают затруднения в общении, осознании значений, усвоении навыков и т.д. Может сложиться ложное впечатле­ние, что аутист имеет какую-то цель, хочет чего-то достичь, осознать, наладить контакт или, наоборот, уклониться от общения, но не может.

В действительности неконтактность при синдроме Каннера не связана со «стремлением к самоизоляции», с «уклонением от реалий мира» и т.п. У этих больных вообще нет целенаправленной активности, тем более волевого регулирования поведения, произволь­ного управления мышлением, а стало быть, и разумной деятельности.

Синдром Каннера не является следствием недоразвития какой-либо психической функции (когнитивной, аффектив­ной или речевой), приводящего якобы к социальной отгоро­женности. Аутизм при синдроме Каннера первичен, больной обречен жить вне смыслов привычного нам мира изначаль­но, не вследствие патологического процесса, а по воле ге­нетической программы, и отгороженность его не способ существования или защиты и не пребывание в ином мире (его в нашем понимании у аутиста вообще нет). Это жизнь в иной колее, с иным, по терминологии Ясперса, шифром бы­тия, рядом, но не вместе с людьми, а вне их. В связи с этим актуально высказывание Крепелина о том, что «нужно в высшей степени критически относиться к мнению, будто то или другое расстройство служит признаком определенного патологического процесса, поскольку многие формы выра­жения психической болезни определены предуготованными механизмами человеческого организма раз и навсегда».

Неконтактность при синдроме Каннера не бывает боль­шей или меньшей. Привычное для нас общение с аутистом невозможно в принципе. Неконтактность выступает в кли­ническом контексте, специфику которого, как мы видели, трудно объяснить ретардацией или асинхронией психиче­ского развития. Гипотеза патологии развития подразумева­ет, что в основе синдрома Каннера лежит какой-то процесс с составляющими его звеньями, этапами и закономерностя­ми, отражаемыми в клинической картине. Более вероятным кажется, что синдром Каннера, эта необычная и неэффек­тивная форма психической жизни, запрограммирован в виде матрицы и является следствием нарушений не эво­люционного, а генетического уровня.

Если принять, что аутизм Каннера — это жизнь вне при­вычных, понятных нам смыслов, то не совершаем ли мы ошибку при описании рисунка поведения аутиста, исполь­зуя слова-обозначения, такие как, например, страх, симбио­тическая связь, враждебность, игнорирование, жестокость, увлеченность и т.д.? Обозначения могут вводить и, вероят­нее всего, вводят в заблуждение, навязывая психическим проявлениям и действиям (слово «поступок» представля­ется неуместным) аутиста смысл, которого, скорее всего, нет. Таким образом, сами слова-обозначения теряют за­ложенный в них смысл. В применении к поведению аути­ста Каннера адекватность обозначений-трактовок очень сомнительна. Объяснять бегство аутиста при попытке во­влечь его в игру боязнью детей, сопротивление при попыт­ке посадить на горшок, надеть на него шапку — боязнью «всего круглого», безразличие или агрессию по отношению к матери — игнорированием, враждебностью или жестоко­стью представляется некорректным. Враждебность к мате­ри — что это? Постоянное чувство? Отдельные всплески на фоне безразличия, идущего рука об руку с симбиотической связью? Что стоит за этим чувством? Отвергание самой ма­тери или ее новой прически? Неприятие непривычного, но­вого (проявление симптома тождества) или что-то другое? Может быть, боязнь горшка или стрижки ногтей опирается на какие-то глубинные, витальные страхи? Кстати, горшок напрямую связан с гениталиями, а генитальное — витально, наиболее болезненно; отношение к гениталиям трепетное, именно эта зона является предметом особой заботы жерт­вы и вожделения мучителя, да и иголки неспроста загоняют именно под ногти. При этом страх смерти, свойственный мало-мальски мыслящим существам, и даже инстинктивно­оборонительные действия могут отсутствовать. Один каннеровский аутист убегает от края площадки над пропастью, другой равнодушно смотрит вниз, третий рвется прыгнуть в бездну. Насколько адекватны в этих случаях обозначения «страх», «бесстрашие», «стремление», каждое из которых имеет определенное содержание? Тем более что и то, и дру­гое, и третье могут сочетаться у одного пациента.

 

Добавить комментарий




Тесты для врачей

Наши партнеры